Однако, прежде чем говорить о вырождении сленга, давайте обратимся к его американской истории и разберем несколько ключевых примеров, которые пришли из музыкальной культуры – зеркала общественных процессов.

В качестве популярного термина слово «сленг» появилось в начале XIX века, но в своем эмпирическом определении оно существовало гораздо раньше (из тьмы веков доносятся фразы «soiled dove» – обращение к работникам секс-индустрии в XIII веке, и «backgammon player» – прозвище для геев 200-летней давности).

Несмотря на большую роль в формировании английского языка, сленг с самого начала подвергался репрессиям.

Так, Рамсей Макдональд, первый премьер-министр Великобритании от Лейбористской партии, заявил в 1925 году, что использование сленга в разговоре – это не что иное как признак «декадентского умонастроения, убивающего самую истину». Американский языковед Ноа Уэбстер придерживался той же риторики в своем словаре 1828 года, определив его как «низкий, вульгарный и безрассудный» способ общения. Небольшим исключением является поэт Карл Сэндберг.

Со временем эта поэтическая метафора отошла на второй план. С появлением массовой культуры и коммерческого искусства, символами которого по сей день остаются Фабрика грез и Tin Pan Alley, сленг начал оказывать все большее влияние на актуальный английский. Причем, с каждым годом интеграция специфичных терминов происходила все быстрее.

Очевидный недостаток сленговой общности состоит в том, что необычное слово для узкой категории людей буквально завтра может охватить весь земной шар. Автор популярных рукописей и музыкант Макс Дешарне в статье для газеты The Guardian приводит интересный пример, ссылаясь на свою книгу «A Dictionary of Hipster Slang». В этой работе слово «hipster», которое сейчас несет скорее отрицательную коннотацию, является отсылкой к видным альт-саксофонистам или буги-пианистам под стать Чарли Паркеру и Гарри «Hipster» Гибсону.

В первоначальном понимании «hipster» – то есть один из самых «острых» и осведомлённых умов своего времени – не вызывало двусмысленности. Но уже через два года в Америке вышла книга «The Hipster Handbook», рассказывающая о причудливой жизни «гиков» (еще один пример сленга). В новом контексте слово охватывало скорее область «Лиги плюща» и по умолчанию означало шик современного эскапизма.

Жаргонное приветствие «Yo!» за долгие годы тоже прошло странный путь. Когда рэперы из PUBLIC ENEMY назвали свой дебютный альбом «Yo! Bum Rush the Show», это был очень узкоспециализированный язык улиц. Однако спустя двадцать лет приветствие закрепилось на политическом уровне, то есть обрело некую официозную подоплеку. Это случилось на саммите Большой восьмерки в 2006 году, когда Джордж Буш сказал премьер-министру Великобритании Тони Блэру: «Yo! Blair, how are you doing?».

Более древняя история у термина «punk», навсегда связанного с музыкальной революцией 80-х. Тем не менее слово начиналось как жаргонное обозначение для проститутки, появившееся в обиходе во времена шекспировской юности.

Само понимание сленга со временем изменилось. Первоначально он не столько обеспечивал контекст для узкого социума, сколько символизировал противостояние между различными группами; выступал в качестве средства партизанской войны. Сейчас в сленге практически не осталось конфронтации – он стал одним из способов приобщиться к притягательной идеологии, будь то музыкальная тусовка, научное сообщество или технологии.

Так было и с «тверком», который с подачи эпатажной поп-дивы Майли Сайрус обогнул Землю. Благодаря интернету «twerk» (слово образовано слиянием twist и jerk) в рекордные сроки прошло от крутого до неловкого, а фактор его узнавания разошелся далеко за пределы первоначальной группы.

Сейчас мы достигли точки «сленговой сингулярности», когда слова стремительно появляются и устаревают. Большую роль сыграло развитие средств массовой информации, а также практически полное отсутствие по-настоящему замкнутых групп – око Большого брата в виде социальных сетей затрагивает все сферы жизни. Достаточно малого инфоповода, чтобы специфические слова стали достоянием общественности.

Масла в огонь подливает волна «фальшивого языка», рожденного в умах маркетологов. Если раньше сленг приходил с улицы или из уст рабочего класса, то в сегодняшней информационной буре миллиарды слов бросают на баррикады в Twitter или YouTube. Изначальный характер сленга снова оказывается под угрозой – он превращается в банальную звуковую конструкцию, лишенную истории и созданную для продвижения.

Гвоздем в крышку гроба становится фанатичная толерантность. В 1980-х годах возникла новая волна пуританства, которая стремилась запретить все, что вызывает малейшие подозрения. Охота на ведьм до сих пор ведется на основе слов, мыслей и способов поведения. Приговор вынесен заочно, и обжаловать его бесполезно. В конечном счете, от сленга не останется и следа, потому что его лучшие образчики гарантированно кого-нибудь оскорбят.

Мы живем в эпоху, когда практически все виды сексуальной активности доступны в Интернете, однако многочисленные слова для описания этих активностей теперь считаются оскорбительными. Тот же технологический прогресс позволил нам стать свидетелями реальных зверств и преступной жестокости. Вы можете увидеть все, что угодно по первому щелчку мыши, но помните о своей речи и ее последствиях, когда захотите высказаться.